Военная хроника маленькой девочки

Том 8. Глава 2. «Накануне Андромеды»

Пояснение
Глава Геральдического колледжа — это не совсем точный перевод. В оригинале используется слово «長官», которое может означать как «глава», так и «директор». Но в данном случае речь идет о главе Геральдического колледжа, который является почетной должностью. В колледже работают три человека, и все они получают зарплату: глава — 49,07 фунтов стерлингов в год, а два других члена колледжа — по 20,25 фунтов стерлингов в год. Если этих денег не хватает на покрытие расходов, то члены колледжа должны сами зарабатывать себе на жизнь.

26 мая 1927 года по единому календарю.
Территория Федерации. Многонациональный военный контингент в Центральном военном округе.

Воздух Федерации пробирает холодом независимо от времени года. К счастью или к сожалению, для нас, жителей Соединенного Королевства, племена, населяющие эту землю… эти фанатичные поклонники суеверия, называемого «коммунизмом»… настроены не слишком дружелюбно.

Меня зовут Джон Доу. Вежливые люди иногда называют меня дядюшкой Джоном в знак уважения.

К сожалению, похоже, что здешние коммунисты подозревают меня в шпионаже, но это, право слово, полное недоразумение. Официально я всего лишь жалкий сотрудник визового отдела Министерства иностранных дел Соединенного Королевства, которого посылают туда-сюда по воле Его Величества и во имя Родины.

Конечно, истинные причины следует хранить в тайне, как подобает джентльмену.

Предаваясь подобным легкомысленным размышлениям, я немного расслабляюсь после напряжения, вызванного въездом на территорию Федерации. Даже для простого курьера это был самый волнительный момент со времен моей первой миссии.

К моему удивлению, я испытал настоящее облегчение, когда нашел нужного человека и обратился к нему:

— Здравствуйте, подполковник Дрейк. Рад видеть знакомое лицо.

— Мистер Джон! Какими судьбами вас занесло в такую даль? Не подверглись ли вы нападению варваров по дороге?

— К счастью, я как раз развлекался, играя с ними в дружбу.

Вежливость чиновников Федерации по отношению к дипломатическим посланникам вошла в легенды… Само собой разумеется, в самом худшем смысле этого слова. Более того, я был готов к тому, что въезд «сотрудника визового отдела», находящегося под пристальным вниманием федерации тайной полиции, будет воспринят с особым «энтузиазмом».

— …Похоже, что даже во время войны с Империей у них хватило ума проявить хоть какую-то гибкость.

— Именно так, подполковник Дрейк. Я тоже весьма удивлен.

Несмотря на сарказм, я смог благополучно добраться почти до линии фронта, ведь во время войны только «невозможное» может быть «возможным».

— Тем не менее, честно говоря, я нервничал. Лорд Хаберграм не церемонится с людьми. Послать старика в такую даль на крайний восток в качестве курьера!

— Примите мои соболезнования по поводу столь утомительного путешествия.

Подполковник Дрейк тоже из тех, кому приходится разгребать последствия безумных приказов из штаб-квартиры разведки, поэтому в его словах я чувствую искреннее сочувствие.

Мне, как дядюшке Джону, захотелось угостить его хотя бы рюмочкой чего-нибудь крепкого.

— Это действительно тяжкий труд. Если бы речь шла о переброске целого подразделения, это было бы понятно, но послать одного старика в логово злобных коммунистов в качестве связного!

Подполковник Дрейк бросает на меня предупреждающий взгляд. Но беспокоиться не о чем. Мы находимся на территории Федерации, и все помещения для размещения подполковника Дрейка и его людей предоставлены Федерацией. Нас ждет радушный прием с использованием самого современного оборудования. Не удивлюсь, если в стенах установлены микрофоны, к телефонным линиям подключены записывающие устройства, а в пепельницах спрятаны подслушивающие устройства. Вернее, было бы глупо надеяться на обратное. Это же элементарно.

Тайная полиция Коммунистической партии Федерации, как правило, до фанатизма трудолюбива. Иными словами, невероятно злобна.

— Не могу не задаться вопросом, о чем думает наше командование?

— Вы уверены, что стоит так откровенно высказываться?

— Раз уж я вам об этом рассказываю, то никаких проблем нет.

Я пожимаю плечами, показывая, что раз уж все равно все известно, то можно говорить открыто.

В отличие от подполковника Дрейка, чье мужественное лицо сейчас напряжено, я — миролюбивый джентльмен. Нет ничего плохого в том, чтобы оказать людям любезность и рассказать то, что им интересно услышать.

— По правде говоря, чувства, которые испытывает наша страна по отношению к Федерации, вполне реальны.

— Неожиданно. Я думал, что в вашей стране много консерваторов.

— Все как и прежде. Тем не менее, они искренне восхищаются прогрессивностью коммунизма, восхваляют мудрость коммунистической партии и, да, особенно отмечают прогрессивное влияние аграрной политики коммунистической партии на сельское хозяйство, заявляя, что «их ограниченный разум не в состоянии этого постичь».

— То есть?

— Коммунизм по-прежнему считается «чрезвычайно интересным явлением».

Любой житель Соединенного Королевства несомненно поморщился бы, услышав такую похвалу. Возможно, жители колоний не поняли бы, но любой житель метрополии без труда прочел бы между строк. Это высшая степень сарказма, настолько едкая, что от нее перехватывает дыхание.

Я хлопаю по плечу подполковника Дрейка, который, похоже, сдерживает смех, и предлагаю ему прогуляться.

— Можно, конечно, продолжать разговор в помещении, но раз уж мы здесь, давайте пройдемся, полюбуемся пейзажем.

— Да, пожалуй, прогулка не помешает.

Согласившись, я следую за подполковником Дрейком, который любезно вызвался быть моим гидом, и мы неспешно обходим внешние укрепления под предлогом осмотра.

К сожалению, даже на улице полно ушей. Впрочем, я и рассчитывал на повышенное внимание к своей персоне.

Я был готов к тому, что за мной будут следить. Но все равно это ощущение постоянного наблюдения со всех сторон довольно неприятно.

Даже опытный разведчик будет поражен масштабами полицейского государства. Все это красноречиво говорит о сущности Федерации.

И это при том, что я представляю союзную державу…

Тем не менее, тот факт, что даже в условиях войны они не утратили своей подозрительности по отношению к гражданам капиталистических стран, следует отметить как важную особенность.

В данный момент отношения между Соединенным Королевством и Федерацией, которые считаются дружественными странами… это всего лишь союз по расчету. Стоит лишь копнуть чуть глубже, и вы обнаружите мощные подземные потоки взаимного недоверия.

Никогда нельзя быть уверенным в том, что скрывается под поверхностью. С горькой усмешкой я намеренно наступаю на землю. Пусть все вокруг ненадежно, но почва хотя бы честна.

То, что построено на земле, может служить мерилом. Именно поэтому бесплодная черная земля вызывает у меня печаль и неприязнь. Я скучаю по саду в своем скромном, но полном семейной гордости загородном доме.

Но я, как рядовой государственный служащий, должен говорить о делах.

— Подполковник Дрейк, у меня для вас еще более неприятные новости. Согласно последним разведданным, имперская армия планирует масштабное наступление, используя свой нынешний перевес.

— Вы уверены?

— Несомненно. Похоже, что они уже определились с порядком боевых действий. Они собираются разделить фронт на два участка: южный — фронт А, и остальную часть восточного фронта — фронт Б. Вновь сформированная группа армий «А» будет наступать, а группа армий «Б» — обеспечивать оборону флангов.

Если представить себе географию Федерации, то все становится предельно ясно. Противник сосредоточил невероятное количество войск на юге, то есть внизу. Этот вывод сделан на основе анализа трафика и расшифровки сообщений. Прогноз должен быть точным.

— Все просто и понятно, не так ли?

— Каковы шансы Федерации на успешную оборону на юге?

Хороший вопрос, — киваю я, стараясь выглядеть увереннее.

— Нельзя сказать, что они безнадежно малы, но и особого оптимизма нет. Ситуация неоднозначная.

Люди часто заблуждаются, полагая, что знание о планах противника — это решающее преимущество. На самом деле это всего лишь одно из преимуществ. Даже если вам удалось собрать информацию, это не гарантирует стопроцентной победы над превосходящим противником.

Иногда это знание даже тяготит. Например, каково это — знать наверняка, что на вас вот-вот набросится сотня голодных львов?

— В состав группы армий «А» входят в основном высокомобильные подразделения: бронетанковые, магические, самоходная артиллерия. Если бы удалось остановить их где-нибудь, ситуация могла бы измениться, но в случае маневренной войны на равнине оборона Федерации под вопросом.

— Значит, единственный шанс — это городские бои…

Подполковник Дрейк хмурится, понимая, что ситуация складывается неблагоприятная, и стонет:

— В любом случае, будет кровавая баня. Борьба за южные города превратится в ад. Какая ужасная история. Молодых и перспективных ребят превратят в фарш.

В сетованиях подполковника Дрейка, прошедшего через горнило фронта, сквозит черный юмор, свойственный офицерам, повидавшим немало ужасов.

— У меня настроение на нуле. Хоть бы одна хорошая новость…

— Ах да, совсем забыл. Есть одна новость. Возможно, ее можно назвать хорошей.

— Любая хорошая новость сейчас будет кстати… Особенно если она как-то связана с угрозой на юге.

Она связана, — киваю я. Признаки масштабного наступления имперской армии очевидны, но за ними проглядывает слабый луч надежды.

— Поступают сведения о том, что конфликт между имперской армией и имперским правительством обостряется. Ходят слухи, что даже разделение на группы армий «А» и «Б» — следствие внутренних разногласий.

— Даже если это всего лишь слухи, любая информация о разладе в стане врага — это уже хорошо.

Подполковник Дрейк, похоже, впечатлен, и даже присвистывает.

На самом деле, я тоже буду только рад, если эта военная машина даст сбой.

— Похоже, что конфликт возник между Генеральным штабом имперской армии и правительством Империи. Говорят, что офицера из Генерального штаба, отвечающего за снабжение, который вызвал всеобщее недовольство, переводят в группу армий «Б».

— Честно говоря, верится с трудом. Скорее всего, это просто попытка отвести удар.

Мне жаль разочаровывать подполковника Дрейка, который сохраняет здоровую долю скептицизма, но «отвели удар» по очень важной персоне.

— Если уж сравнивать с ящерицей, то отрезали не хвост, а голову. Генеральный штаб и сам начальник Генерального штаба пытались его защитить, но не смогли. Заместитель начальника Генерального штаба по оперативным вопросам генерал-лейтенант Зеттюр был «повышен» и отправлен в группу армий «Б» в качестве «координатора».

— Повышен и отправлен в группу армий "Б" на восток из Генерального штаба? Что же это за генерал такой?

— О, это генерал-лейтенант Зеттюр, весьма неприятный военно-политический деятель. Наши эксперты ликуют, узнав, что он покидает Генеральный штаб.

Выслушав меня, подполковник Дрейк на мгновение задумывается, а затем, словно что-то вспомнив, кивает.

— …Я что-то слышал об этом высокопоставленном офицере. Он настолько компетентен?

— Компетентен. Ужасающе компетентен.

Я коротко киваю. К сожалению, я не могу раскрыть источник информации, но все достоверные данные указывают на то, что генерал-лейтенант Зеттюр — мастер закулисных интриг.

Его талант в обеспечении стремительного наступления имперской армии постоянно превосходил наши ожидания. Организация снабжения, создание местных советов, даже обеспечение зимней одеждой на восточном фронте — все перехваченные нами зашифрованные сообщения свидетельствуют о его трудолюбии и умении принимать эффективные решения.

К счастью, его «повысили» и убрали из центра.

— Между нами говоря, от того, будет ли этот парень отвечать за снабжение группы армий «А» или нет, во многом зависят шансы Федерации на успешную оборону южных районов с ресурсами… Аналитики считают, что нам станет легче.

Накануне масштабного наступления смещают военачальника, отвечающего за снабжение и тыловое обеспечение. Это явный признак разногласий внутри Империи.

При управлении крупной организацией кадровая политика — это вопрос жизни и смерти.

Неужели имперцы об этом забыли? Или они просто зазнались от череды побед?

— Разлад в системе снабжения противника на восточном фронте — это, конечно, хорошая новость. Но позвольте мне кое-что уточнить.

— Что именно?

Подполковник Дрейк, наконец, озвучивает свои сомнения.

— Вы сказали, что его переводят в группу армий «Б» на востоке, и он специалист по военному управлению, верно? Но ведь сейчас наши противники строят оборонительные рубежи прямо перед нами!

— И что с того?

— Значит, он может заняться укреплением обороны! Не думаю, что усиление обороны группы армий «Б» — это хорошая новость для нас.

Я мысленно соглашаюсь с проницательностью подполковника Дрейка. Его сомнения вполне обоснованы. Талантливый специалист по военному управлению может стать опорой для любой организации. Присутствие такого человека в группе армий «Б» может существенно повлиять на строительство оборонительных сооружений.

Учитывая сложившуюся ситуацию, было бы крайне неприятно, если бы имперская армия улучшила свою систему снабжения и укрепила связи с местными советами.

Но, — говорю я с горькой усмешкой, — судя по информации об имперской армии, генерал-лейтенант Зеттюр действительно отправлен в «ссылку».

Возможно, он сохранит свой высокий статус, но анализ его позиции ясно показывает, что это чисто церемониальная должность. …Может быть, это слишком резкое сравнение, но он станет кем-то вроде главы нашего Геральдического колледжа (*).

— Могу вас заверить как представитель разведки, что ему точно не дадут никаких реальных полномочий. Дальше идут догадки, но, похоже, его отправляют на совершенно пустую должность.

— Вы уверены?

— …Лично я в этом уверен. Больше ничего сказать не могу, это вопрос оценки информации и связано с секретными данными. Но… я в это верю.

Расшифрованные вражеские сообщения — то есть магические сигналы — красноречиво говорят о том, что генерал-лейтенант Зеттюр не будет командовать группой армий «Б». К сожалению, я не могу рассказать подполковнику Дрейку об источнике информации, но эти данные достоверны.

Роль генерал-лейтенанта Зеттюра будет сводиться к инспекциям и консультациям. В мирное время это звучало бы важно, но во время войны полномочия старшего офицера без права отдавать приказы весьма ограничены.

Печально, когда у человека есть высокий статус, но нет никакой реальной власти.

— Это, конечно, неплохая новость, но для нас, сражающихся против группы армий «Б», ситуация остается неясной.

Я сочувственно киваю подполковнику Дрейку, который пожимает плечами. Хотелось бы поделиться более обнадеживающими новостями, но… у меня больше ничего нет.

— Остальные новости либо плохие, либо секретные. Извини.

— Ничего страшного. Передайте привет лорду Хабергам. И если возможно, пусть он заберет их отсюда. Буду очень признателен.

В его словах «их» сквозит усталость. На изможденном лице подполковника Дрейка даже проскальзывает что-то похожее на мольбу. Похоже, что лейтенант Мэри, или как ее там, и другие маги-добровольцы, отправленные сюда по политическим и дипломатическим соображениям из Соединенного Королевства, Соединенных Штатов и Антанты, доставляют ему немало хлопот.

К сожалению, подполковник Дрейк, как и я, — жалкий слуга государства, которому приходится выполнять приказы Его Величества и своей страны.

— Искренне вам сочувствую. Увы, я ничем не могу помочь. Вам следует обратиться с этой просьбой не к лорду Хабергаму, а к тем, кто выше.

— Даже с вашим положением, мистер Джон?

К моему глубочайшему сожалению, это так.

Вопросы, связанные с добровольческими магическими отрядами, решаются не на уровне разведки или военной целесообразности, а на уровне дипломатии и, в конечном счете, государственных интересов — самом абсурдном и возвышенном уровне.

Поэтому ему остается лишь молча кивнуть.

— Печальная реальность… Будем стараться.

— Мне очень жаль, подполковник Дрейк. В качестве утешения предлагаю вам кое-что, что я провез контрабандой, сражаясь с таможенниками Федерации. Шотландский виски из дома.

— Благодарю! С удовольствием выпью его.

— Пусть он скрасит ваше пребывание в этой глуши. До встречи.

Тот же день.
Имперская столица Берун. Центральный вокзал

Платформы Центрального вокзала Беруна, как всегда, полны жизни. Здесь звучит громкий дуэт: человеческий шум, создаваемый разношерстной толпой, и механический грохот военных и гражданских поездов, которые ежеминутно прибывают и отправляются.

С начала войны железнодорожные перевозки только растут. Если бы кто-то захотел оценить мощь Империи, то именно эта суета стала бы лучшим доказательством.

Это пространство — символ современности и одновременно жизненный пульс Империи. Поэтому было естественно что военные в форме, отправляющиеся к месту службы по зову Родины, обмениваются рукопожатиями, с сожалением прощаются и садятся в вагоны, чтобы отправиться в путь.

И высокопоставленные генералы не исключение.

— Генерал-лейтенант Зеттюр, поздравляю вас с повышением и назначением на должность инспектора группы армий «Б».

— Это что, поздравление со ссылкой? Что ж, позвольте мне формально поблагодарить вас за ваши формальные слова.

Генерал-лейтенант Зеттюр и генерал-лейтенант Рудерсдорф, старые боевые товарищи, обмениваются рукопожатием и горько усмехаются.

— …Зеттюр, тебе не повезло.

— Ничего не поделаешь. Это я выступил против Верховного военного совета.

Зеттюр, человек «снизу», осмелился перечить «верху» — Верховному военному совету — в вопросах логистики, производства и, что самое главное, в вопросах глобальной стратегии.

Военные обязаны подчиняться воле государства, будь то воля императора, народа или правительства. Безусловное подчинение законным приказам — основа дисциплины. Исключений быть не может.

Верховный военный совет — хозяин, а Зеттюр — всего лишь солдат, который обязан подчиняться.

— Честно говоря, я был готов к тому, что меня снимут с должности заместителя начальника Генерального штаба по оперативным вопросам. Поэтому я даже немного опешил.

— Хм, только ты можешь так думать. Поразительная наглость для человека, которого отправляют в ссылку.

— «Перевод с сохранением должности» на восток — это еще терпимо. По крайней мере, мое место в штабе останется за мной.

Отказ подчиниться воле государства — это мятеж.

Зеттюр понимал, что зашел слишком далеко, и был готов к худшему, вплоть до увольнения. Поэтому его слова об облегчении, сказанные Рудерсдорфу, — чистая правда.

На самом деле, это действительно милосердное решение.

Видимо, решили дать ему возможность искупить свою вину на востоке, учитывая его прошлые заслуги. Бюрократическая машина — это собрание бездушных карьеристов, но в кадровых вопросах они все же проявляют некоторую заботу.

Однако, похоже, что у Рудерсдорфа сложилось другое впечатление.

— …Проблема в том, насколько различается наше наказание!

Он качает головой и сплевывает.

— И ты, и я выступили против верхов. Но почему такая разница в наказании?! Не притворяйся, что не понимаешь, Зеттюр.

Истинные намерения Верховного военного совета проявились в вынесенных наказаниях. На первый взгляд, Зеттюра и Рудерсдорфа, которые оба выступили против, наказали одинаково… Но на самом деле, с практической точки зрения, разница огромна.

— Меня лишили повышения, но оставили на прежней должности. А тебя отправляют на восток. Я не хочу умалять важность службы на фронте, но тебя отправляют туда без реальной власти, без какой-либо конкретной задачи в тылу. Это же просто почетная ссылка!

— Буду считать, что мне дали отпуск.

— Ты как всегда, Зеттюр. Но я должен тебя предупредить… «Верхи», а точнее, всё правительство, настроены против тебя.

— Неужели?

Зеттюр горько усмехается.

— Разве можно заниматься оперативным планированием, не наживая себе врагов? Идет тотальная война! Невозможно угодить всем и быть хорошим для всех.

Мы ищем способы эффективно уничтожать молодых вражеских солдат, и в качестве платы за это наши молодые люди харкают кровью и падают замертво на землю. Такова война.

Если хочешь, чтобы тебя все любили, то работа штабного офицера тебе точно не подходит. И это вполне естественно, если вспомнить о горе, печали и гневе тех, кто потерял своих близких.

— И в довершение всего вспомни, что я сделал. Я вмешался в сферу дипломатии. По сути, я действовал по собственной инициативе, и даже если бы Верховный военный совет не возражал… было бы странно, если бы меня не наказали.

Человек, который старался сделать как лучше, потерпел неудачу. Можно сказать, что наказание за провал было довольно мягким.

Зеттюр не жаловался на это.

— Поощрение за заслуги и наказание за проступки — основа любой организации. Нельзя прощать военным вмешательство в дипломатию только потому, что у них были благие намерения. Это превышение полномочий. Что будет, если мы будем давать им полную безнаказанность? Это нарушит принцип единоначалия в армии, да и вообще, это неправильно.

Поэтому Зеттюр, как член организации, считал свое наказание справедливым и легко оценивал его с точки зрения военного управления.

— Необходимы жесткие меры. Справедливое наказание — показатель здоровой атмосферы в армии. Разве не стоит радоваться тому, что тебя вообще наказали, а не оставили безнаказанным?

— Но это несправедливо. Поощрение и наказание — это, конечно, основа армии, но твое превышение полномочий было попыткой компенсировать недостатки национальной стратегии. Генеральный штаб в ярости от этого кадрового решения…

Рудерсдорф зашел слишком далеко, даже учитывая, что вокруг никого нет. Зеттюр не выдерживает и перебивает его.

— Хватит.

— Мм?

Рудерсдорф замолкает, но недовольство отражается на его лице. Он, как всегда, не умеет скрывать свои эмоции.

— Как бы то ни было, мы — военные. А значит…

— …Мы должны подчиняться.

Раздражение старого друга вызывает у Зеттюра беспокойство.

— Генерал-лейтенант Рудерсдорф, хоть мне и неприятно тебе это говорить… но военные обязаны подчиняться глобальной стратегии государства. По крайней мере, сейчас я могу сказать только это.

Зеттюр усмехается.

— Видимо, мне намекают, что я должен отправиться на славный фронт и воспитывать в себе боевой дух.

— Возможно, они просто хотят, чтобы тебя убрала армия федерации.

— Не преувеличивай. Если бы они хотели убить меня или тебя, отправив на восток, то придумали бы что-нибудь похитрее. Например, пощекотали бы наше самолюбие и предложили бы нам «добровольно» возглавить какой-нибудь почетный полк. По крайней мере, я бы так сделал.

Долгая служба в Генеральном штабе научила Зеттюра многим хитростям.

— Мне еще повезло. По крайней мере, по сравнению с другими, — говорит Зеттюр с горькой усмешкой, вспоминая, как его бывшие начальники, которые чуть не провалили оборону на севере и поставили под угрозу Рейнский фронт, получили «почетные повышения».

— Ты как всегда, Зеттюр. Генерал со звездами на погонах жалуется на несправедливость системы, как какой-нибудь лейтенант. Ох, Зеттюр, как же тяжело быть военным.

— Помнится, ты говорил то же самое, когда был подполковником. В конце концов, как бы ни менялось твое положение, жизнь всегда будет тяжела. У начальства свои проблемы, у подчиненных — свои.

— Ты слишком философски к этому относишься. Обычно люди не приходят к такому просветлению.

Зеттюр пришел к такому мировоззрению благодаря своему опыту. Интересно, скольким людям ему пришлось «подтирать задницы»? Весьма любопытный вопрос.

Сам Зеттюр начинал как оперативник. Он понимал, что безумные идеи Рудерсдорфа и других специалистов по оперативному планированию имеют свою логику с точки зрения военной стратегии. Он выполнял их невыполнимые задачи, потому что это было необходимо… И тут его осенило.

— Можно тебя на минутку?

— Что такое?

— Оперативный отдел — это часть военной машины. А у военных, как правило, слабое место — политика.

Рудерсдорф смотрит на него с вопросом: «Что ты говоришь очевидные вещи?». И он прав. Но система работает благодаря людям.

— Моя работа ввела тебя в заблуждение. Хочу уточнить. Оперативный отдел не предназначен для решения политических вопросов, это всего лишь инструмент. Они сами не думают. Поэтому не жди от них ничего, кроме прокладки железных дорог к фронту.

— То есть?

— Взаимодействие с гражданскими структурами… прошу тебя взять это на себя.

Люди компенсируют недостатки системы.

Звучит красиво, но на самом деле это просто откладывание проблемы на потом. Но даже понимая это, во время войны приходится действовать гибко, а если говорить прямо — импровизировать.

В результате Зеттюру пришлось заниматься политическими вопросами, чтобы приспособиться к ситуации… Но это выходило за рамки его обязанностей как заместителя начальника Генерального штаба по оперативным вопросам.

Можно сказать, что отдел, отвечающий за снабжение и материально-техническое обеспечение, и отдел оперативного планирования Генерального штаба все больше расходятся в своих подходах.

— Все-таки ты был незаменим на этой должности. Честно говоря, мне очень не хочется, чтобы ты сейчас уходил из военного управления.

Но тут Рудерсдорф хищно улыбается.

— Но если ты будешь заниматься не тыловыми вопросами, а оперативным планированием на второстепенном участке фронта… то за это я спокоен.

— Хм? Может быть, я, как и положено кабинетному ученому, воспользуюсь случаем, чтобы предаться философским размышлениям на досуге?

— Ха-ха-ха, это было бы неожиданно.

Рудерсдорф легонько бьет Зеттюра кулаком по плечу и продолжает смеяться.

— Я ведь знаю, на что ты способен как оперативник. Не думаю, что ты совсем разучился воевать. Так что беспокоиться о твоих военных талантах — пустая трата времени.

— Ну-ну, ты как всегда готов свалить на меня все проблемы.

— Генерал-лейтенант Зеттюр, не забывай: главное для штабного офицера — трудолюбие. Тебе не позволено отдыхать на курорте, пока мы тут надрываемся.

Зеттюр фыркает.

— Я думал, что меня отправляют на почетную ссылку, а ты, оказывается, хочешь, чтобы я работал. Если ты хочешь, чтобы я что-то делал, то дай мне хотя бы какие-нибудь полномочия…

Меня понизили в должности, отправили на почетную ссылку. Таковы намерения начальства. А Рудерсдорф, который отвечает за реальные действия на фронте, хочет свалить на меня все заботы о фронте Б.

Если у меня не будет необходимых полномочий, то выполнять свою работу будет невероятно сложно.

— Не похоже на тебя, Зеттюр, жаловаться.

— А почему бы и нет? Мне придется надрываться, чтобы удержать фронт Б. Если я буду делать это по «просьбе», то мне захочется сбежать куда-нибудь в деревню и спрятаться там.

— Что ты такое говоришь? Мне было бы гораздо проще, если бы ты занимался снабжением.

— …Я знаю.

Зеттюр проглатывает слова о том, что в любом случае ему придется несладко. Он уже хотел было пожаловаться, как вдруг их разговор прерывает гудок паровоза.

Похоже, они заговорились и не заметили, как пролетело время.

— Эй, кажется, поезд прибыл. Смотри, Зеттюр.

— Да, похоже на то.

На платформу вкатывается поезд — типичный пассажирский состав с прицепленными товарными вагонами. Вагоны наверняка доверху набиты военным имуществом, которое отправляют на восток.

Самая примечательная особенность — дешевая краска, которой вагоны покрашены под камуфляж. Вагоны, призванные ввести в заблуждение вражеских летчиков, выглядят мрачно.

Это навевает нехорошие мысли о будущем. Даже если Зеттюр поделится своими опасениями с Рудерсдорфом, это вряд ли поможет.

Перед самым отъездом Зеттюр, понимая, что ведет себя нетипично назойливо, все же решается заговорить.

— Логистика операции «Андромеда»… честно говоря…

Он должен это сказать.

Он должен предупредить Рудерсдорфа, хотя и понимает, что это бесполезно.

— Не хватает лошадей. Единственное, что у нас есть, — это железная дорога. Это наша единственная надежда. В качестве резерва есть грузовики, но… с топливом будут проблемы.

— …Да.

Рудерсдорф понимает суть проблемы и кивает.

— Я в курсе. Не беспокойся о группе армий «А». Группу армий «Б» я беру на себя.

Рудерсдорф снова кивает и бьет себя кулаком в грудь. Похоже, он принял решение.

— Давно я не выполнял твои безумные приказы.

— Вот что значит старая дружба, закаленная в одном училище… Мы с тобой победим.

— А если мы проиграем?

Всегда имей запасной план. Это кредо штабного офицера. Можно сказать, это в их крови.

Планируя операцию, они больше всех желают ее успеха. Но при этом они всегда готовы к провалу, который никто не хочет видеть. Это похоже на парадокс, но именно потому, что они больше всех молятся об успехе, они вынуждены просчитывать самые худшие сценарии.

— Мы упорядочим линию фронта, не исключая и отступления. Я не люблю ставить на проигравшую лошадь.

— …Крупномасштабное отступление на фронте Б повлияет и на нас. Предупреди меня, если соберешься отступать.

Рудерсдорф не должен ошибиться с выбором момента. Зеттюру не стоит об этом беспокоиться.

Но, возможно, он немного нервничает из-за того, что ему предстоит вернуться на фронт после долгого перерыва? Зеттюр сам испытывает странное чувство. Ему трудно это сформулировать, но у него такое ощущение, что что-то идет не так. Но он не может выразить это словами.

В конце концов, немного поколебавшись, Зеттюр решает промолчать. Не стоит говорить о том, в чем ты не уверен.

— Я верю, что ты справишься. Теперь я могу сосредоточиться на фронте А. Спасибо тебе.

— Буду рад, если все пройдет более-менее гладко.

— Раз уж ты за это взялся, то все будет хорошо.

— …Я постараюсь. Но это не просто вопрос коллективной ответственности. Позволь мне сказать кое-что, учитывая, что ты так безжалостно эксплуатируешь своих подчиненных.

— Я слушаю.

— Подполковник Угер и другие офицеры, которых я оставляю, очень компетентны, но они по натуре добрые люди. Они готовы к сотрудничеству, но при этом не склонны настаивать на своем.

— И что ты хочешь этим сказать?

— Если они скажут, что что-то невозможно, то пойми, что это не просто капризы. Скорее всего, это значит, что они уже выжали из себя все соки.

Офицеры оперативного отдела, которых Зеттюр оставляет Рудерсдорфу, привыкли работать на износ. Они невероятно эффективны, когда нужно сократить расходы и добиться максимальной производительности.

Это идеальные винтики в системе.

Проблема в том, как ими пользоваться.

— Запомни: все мои подчиненные очень трудолюбивы. Можно даже сказать, что слишком трудолюбивы. Будь осторожен с ними.

Они не жалеют сил. Они трудолюбивы, альтруистичны и заслуживают похвалы… Но штабные офицеры должны отдыхать. Если они будут работать до изнеможения, то в критической ситуации у них не останется сил.

— …Я учту это. Было бы проще просто заставить тебя работать еще больше.

— Из-за твоих и ваших оперативников невыполнимых требований мы с моими подчиненными совсем исхудали. Если ты будешь выжимать из нас еще больше, то мы не сможем дать тебе ничего, кроме ненависти. Мы и так измотаны морально и физически. Похоже, мне не повезло с коллегами.

— Да, надеюсь, что в группе армий «Б» тебе повезет с коллегами больше, чем со мной.

— Ха-ха-ха! Вот это по-нашему!

Зеттюр смеется, а Рудерсдорф пожимает плечами и кривляется. Похоже, что даже в солидном возрасте сослуживцы не теряют способности подшучивать друг над другом.

— Желаю тебе удачи.

— Благодарю. До встречи.

— Конечно. Жду твоего триумфального возвращения.

Они хлопают друг друга по плечу, обмениваются рукопожатиями и продолжают шутить. Какими бы заслугами ни обладали штабные офицеры, одно можно сказать наверняка: их не любят за их доброту.

— Приготовь хороший виски и сигары. Я тебя разорю.

— Не вопрос. Жди банкета в честь триумфального возвращения оперативника Зеттюра. Устроим грандиозный праздник. Организацию я поручу тебе, как начальнику управления военного хозяйства, так что можешь быть уверен, что все пройдет на высшем уровне.

— …Не думал, что ты меня переиграешь. Похоже, я совсем сдал. Что ж, я отправлюсь на восток.

— До встречи.

С этими словами Зеттюр садится в купе поезда, где его встречает ординарец, вытянувшийся по стойке «смирно» и нервно отдающий честь.

— Разрешите обратиться! Ваше превосходительство, ваш багаж…

— Багаж?

— Так точно! Где ваши вещи, которые нужно погрузить?

— Спасибо, у меня ничего нет.

Молодой ординарец ошеломлен. Он, наверное, не поверил своим ушам.

— Т-так точно? То есть… вам не нужна помощь?

Зеттюр чуть ли не жалеет бледного от волнения ординарца, который осмелился задать вопрос высокопоставленному генералу.

— Видишь ли, у меня с собой только офицерский чемодан. Зачем мне тащить с собой огромный багаж, если я не переезжаю? Офицер должен быть готов отправиться в путь налегке, имея при себе только один приказ.

— Т-так точно! Приношу свои извинения!

— Не стоит извиняться, — генерал-лейтенант Зеттюр слегка качает головой.

— Мне очень жаль, если мои предшественники ввели тебя в заблуждение. Но раз уж ты здесь, то… солдатам, отправляющимся на восток, полагается бесплатная чашка горячего чая, верно? Буду рад, если ты принесешь мне чаю, как обычному военнослужащему.

— Есть! Сию минуту принесу!

Ординарец выбегает из купе и бежит по коридору. Видно, что он хорошо обучен. Но Зеттюр хотел бы сделать ему замечание по поводу его «мирного» поведения. Конечно, в армии принято соблюдать формальности, но нужно ли это делать даже в поезде, который идет на фронт?

— …Ну и ну, слишком уж церемонно для полевой армии.

Похоже, придется сделать замечание по поводу организации работы железной дороги и обслуживания пассажиров. Зеттюр мысленно делает заметку и вдруг осознает…

Он больше не в Генеральном штабе.

Он больше не может просто отдать приказ и решить проблему. Ему придется записывать все свои замечания, чтобы ничего не забыть.

Вот и все его полномочия.

Зеттюр садится в кресло в купе и бормочет:

— Значит, мне придется воевать, одновременно пытаясь контролировать группу армий «Б».

Верховное командование не планировало такого разделения обязанностей. У Зеттюра есть формальные полномочия, но фактически руководство операциями должно было остаться за Рудерсдорфом в Генеральном штабе. Видимо, они не учли, что Рудерсдорф, которому и так не хватает людей для подготовки масштабного наступления на южном участке восточного фронта, не сможет одновременно руководить оперативным отделом и группой армий «Б»… Хотя это и очевидно.

— И в итоге всё свалили на меня.

Так получилось, что обязанности разделили не так, как планировалось. В результате Зеттюра отправили на восток с ограниченными полномочиями и ресурсами. Отношения между Генеральным штабом и Восточной армией не сказать чтобы плохие, но это все равно что десантироваться в тыл врага.

У него не будет времени на то, чтобы наладить отношения с офицерами штаба.

— Рудерсдорф, болван, легко ему говорить.

Нельзя просто отдать приказ, приходится действовать через «просьбы». Влияние Зеттюра на восточном фронте будет крайне ограничено.

Фактически, у него нет никаких ресурсов.

— …Хотя нет, есть кое-что.

У него есть одна карта. Но это джокер.

— У меня есть «Саламандра».

Когда Зеттюр разрабатывал концепцию боевых групп, он и представить себе не мог, что будет использовать их таким образом. «Саламандра» — это особое подразделение под командованием подполковника Дегуршаф, подчиняющееся непосредственно Генеральному штабу. На восточном фронте ее не очень активно использовали, но, возможно, стоит подумать о ее расширении.

— Если бы я отправил на восток боевые группы, которые сейчас формируются, то все было бы гораздо проще. Хотя нет, не стоит об этом жалеть.

Сейчас на родине проходит испытание нескольких боевых групп в рамках исследования их эффективности… Но Зеттюр перестарался, разбросав их по всей стране, чтобы иметь возможность напрямую ими управлять.

Если бы он отправил их все на восток, то они могли бы стать его личной ударной силой.

Но из-за этого ему придется обходиться крайне ограниченными ресурсами.

— В любом случае, мне ничего не остается, кроме как занять свой пост и защищать его как командир на передовой. Будем надеяться на победу.

Главная задача Зеттюра на востоке — успешно провести операцию «Андромеда». Цель ясна. И, если возможно, хотелось бы обойтись минимальными потерями.

Если он победит, то его задачи на востоке сами собой отпадут. Когда ситуация на фронте Б стабилизируется, он сможет позлорадствовать над штабными офицерами группы армий «Б».

— Но что, если я проиграю?

От этого вопроса, который сам собой возник в его голове, у Зеттюра пробежал мороз по коже.

Что будет, если операция «Андромеда» провалится? Возможно, он сможет как-то исправить ситуацию. Это будет очень сложно, но он еще не настолько стар, чтобы не справиться с этим.

Но это не главная проблема.

Сейчас он еще уверен, что сможет все исправить. Он учтет ошибки, внесет необходимые изменения и разработает новый план. Но что, если он снова потерпит неудачу? Будет ли он разрабатывать третий план, не теряя надежды?

Возможно, он сможет разработать новый план. Даже в Генеральном штабе, который уже давно страдает от нехватки кадров, не должны потерять способность планировать операции.

Вопрос только в одном.

Останутся ли у Империи и у имперской армии на местах ресурсы для проведения третьей операции после двух провалов? …И вообще, возможно ли будет исправить ситуацию после второго провала?

Объективно говоря, шансы на успех в обоих случаях близки к нулю. Если две масштабные операции провалятся, устоит ли Империя?

Даже оборонительные действия будут под вопросом, не говоря уже о наступлении. Чтобы сохранять спокойствие и не замечать опасности, нужно обладать невероятной способностью к самообману.

…К сожалению, армия федерации, похоже, не страдает от этого недостатка. Они терпят поражения на поле боя снова и снова, но каждый раз поднимаются на ноги.

— А, вот оно что.

Зеттюр наконец понял, что его беспокоило все это время.

— Мы не имеем права на ошибку, а враг может ошибаться сколько угодно… Вот почему мне казалось, что это несправедливо.

28 мая, 1927 года по единому календарю.
Восточный фронт. Передовой пункт Восточной армии

Когда Таню вызвали на передовой пункт Восточной армии из Генерального штаба, она была уверена, что ее встретит полковник Лерген, подполковник Угер или какой-нибудь другой знакомый офицер в качестве курьера.

Обычно офицеры доставляют сообщения, которые слишком опасны или важны для передачи по каналам связи.

Учитывая требования секретности и удобства, вызов обычно означает передачу информации. А для офицера уровня подполковника максимальный ранг курьера — полковник.

Таню, которая хорошо знала бюрократическую машину имперской армии, ждал неприятный сюрприз.

Она должна была насторожиться, когда ее вели к ее «квартире» — слишком уж роскошным было это помещение для передового пункта.

— Давно не виделись, подполковник Дегуршаф.

В комнате ее ждал не полковник…

Добродушный генерал с седой бородой приветливо машет ей рукой. Это генерал-лейтенант Зеттюр, заместитель начальника Генерального штаба по оперативным вопросам, со звездами на погонах.

Таню, которая не ожидала такого поворота событий, охватил ужас. Ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди от неожиданности.

Если бы она могла хоть немного заглянуть в будущее, то все было бы иначе. По крайней мере, если бы она знала, что скажет Зеттюр дальше, ее удивление было бы гораздо сильнее.

— Меня отправили в ссылку из Генерального штаба. Буду развлекаться на востоке… Надеюсь на твою помощь.

После этой небрежно брошенной фразы последовало продолжение.

— Короче говоря, я вызвал недовольство Верховного командования и меня сослали… Оказывается, указывать начальству на их ошибки — непростая задача.

Генерал-лейтенант Зеттюр, который должен был стать ее могущественным покровителем, потерпел неудачу.

Для Тани, которая строила скромные планы на свою карьеру, это был страшный удар. Ее босс облажался! Вот почему она не любила фракционную борьбу!

Таню можно было похвалить за то, что она не стала жаловаться вслух. Но самообладание не поможет решить проблему.

Когда она поняла, что потеряла инициативу, было уже поздно. Даже если умножить удивление на удивление, в отличие от умножения положительного числа на отрицательное, результат не станет положительным.

Зеттюр начал спокойно и размеренно рассказывать о ситуации, прежде чем Таня успела прийти в себя. Если бы он был похож на существо X и излучал угрозу, то она, возможно, отреагировала бы по-другому.

Но у Тани фон Дегуршаф, цивилизованного человека, связанного социальными нормами, и, что самое главное, офицера имперской армии, не было возможности сбежать посреди разговора с начальством.

Когда Таня осознала всю опасность ситуации, было уже поздно.

Итак, между Генеральным штабом имперской армии и Верховным командованием возник конфликт.

По политическим причинам было принято решение о проведении масштабной наступательной операции «Андромеда». Армия начала подготовку к наступлению, и слухи о реорганизации Восточной армии подтвердились.

Восточную армию разделили на две группы: группу армий «А», которая сосредоточила основные силы, и группу армий «Б», которая должна была оборонять протяженный участок фронта. Большая часть бронетанковых сил будет брошена на штурм южных городов… Зеттюр рассказывал об этом так буднично, что Таня не успевала вставить ни слова.

К этому моменту Таня уже поняла, насколько секретна эта информация, — хотя ей и не хотелось этого признавать.

Но последняя фраза Зеттюра стала для нее настоящим ударом.

— Итак, согласно приказу, я буду инспектировать и консультировать группу армий «Б» на востоке, помогая им в реорганизации обороны. Для проведения операции «Андромеда» на юге у группы армий «Б» заберут большую часть бронетанковых сил, но мы постараемся найти выход из этой ситуации.

Таня ошеломленно слушала Зеттюра, не веря своим ушам.

Обычно говорят, что восточный фронт очень протяженный, но это не совсем точно. Если говорить более реалистично, то он слишком протяженный.

Из-за этого все ресурсы рассредоточены. И оборонительные сооружения, и войска. В идеале нужно было бы построить мощную линию обороны с глубокими траншеями и огневыми точками, как на Рейнском фронте, и устроить коммунистам «теплый» прием, но в реальности у нас тут сплошные дыры.

Можно сказать, что мы работаем в режиме хронической нехватки ресурсов.

Было бы эффективнее и удобнее, если бы за каждый участок фронта отвечало несколько человек, но у нас не хватает людей. Имперская армия, как инструмент государственного насилия, может рассчитывать на стабильное финансирование до тех пор, пока не рухнет само государство, но истощение национальных ресурсов и людских потерь тяжело сказываются на армии.

И в такой ситуации у нас забирают резервные бронетанковые силы, предназначенные для реагирования на чрезвычайные ситуации?

Кто бы не пришел в ужас от такого известия? Разве что тот, кто умер от шока.

— Я понимаю твои возражения и сомнения. Но если мы захватим районы Федерации, богатые ресурсами, то это может коренным образом изменить ситуацию в военной экономике.

— С вашего позволения, это произойдет только в случае успеха.

— Очень интересное замечание. Давай представим, что это просто гипотетическое обсуждение. Что ты думаешь об операции «Андромеда»?

— …Возможно, мне не стоит высказывать свое мнение.

— Я спрашиваю тебя напрямую. Пожалуйста, будь откровенна.

Зеттюр мягко, но настойчиво просит Таню продолжить. В его глазах нет и тени улыбки.

Таня понимает, что ей не отвертеться, и начинает говорить. Офицер обязан высказывать свое мнение начальству, которое готово его выслушать. Это входит в его обязанности.

— Уязвимые линии связи, система снабжения на грани коллапса, крайне протяженные фланги, союзные войска, которые могут обеспечить только точечную оборону, и, наконец, огромные расстояния.

— Все это… — Таня почти выплевывает слова, — …крайне безрассудно.

— «Безрассудно» — это слишком обще. Продолжай.

— У меня нет других слов. Если хотите, могу сказать, что это невероятно опасная авантюра.

Раз уж она начала говорить, то обязана объяснить свою позицию. Таня спокойно и беспристрастно, как профессионал, излагает свою точку зрения.

— Если говорить прямо, то группа армий «Б» существует только на бумаге. Несмотря на название, на востоке есть только группа армий «А», а группа армий «Б» — это просто фикция! У нас нет даже минимального количества войск, необходимого для обороны по восточным меркам, не говоря уже об учебниках.

— Ты так считаешь?

Таня энергично кивает.

— Даже курсант младшего курса военного училища, не говоря уже о выпускнике военной академии, поймет это с первого взгляда. Даже если наступление группы армий «А» будет успешным, прорыв группы армий «Б» приведет к масштабному отступлению. Но группа армий «Б» небоеспособна и не может обеспечить безопасность не только флангов операции «Андромеда», но и тыла.

Это просто попытка создать видимость порядка, приукрасить действительность. Группа армий «Б» не сможет защитить фронт, потому что у нее нет для этого сил.

Группа армий «А» с трудом, но все же смогла добиться локального превосходства за счет концентрации сил. Возможно, ей удастся прорвать оборону противника.

Вражеская оборона плотная, но неравномерная, поэтому всегда есть шанс найти брешь. Но главная проблема в том, смогут ли наши войска развить успех после прорыва.

Если после прорыва у нас не будет резервов, способных удержать «плацдарм», то все усилия будут напрасны.

— А у нас не только нет резервов, но мы еще и забираем у группы армий «Б» войска быстрого реагирования! Это же полнейший абсурд!

— Задача штаба — найти выход из этой ситуации.

— Обязанность штабного офицера — возражать, если что-то невозможно. Нас так учили в военной академии.

На штабных учениях в академии их заставляли честно признавать, что некоторые задачи невыполнимы, «даже если стремиться к максимальной военной эффективности». Поэтому Таня продолжает:

— Задача штаба — не в том, чтобы заставлять людей делать невозможное. Мы можем склонить чашу весов в свою сторону, но мы не можем отменить законы физики. Нельзя положить на весы больше, чем они могут выдержать.

— Подполковник, ты слишком полагаешься на то, чему тебя учили в академии. Не похоже это на полевого командира. Мы не можем выписывать чеки без покрытия. Я не отрицаю, что операция «Андромеда» очень рискованна, но раз уж приказ отдан, мы должны сделать все возможное для ее успеха.

— Я понимаю вашу логику, — Таня качает головой, — но мне это не нравится.

— Ты слишком критична. Что-то случилось? Не похоже это на тебя.

— Не знаю, как это объяснить… Мне не нравится вся эта неопределенность. Но если говорить прямо, то мне не нравится всё. Даже название операции раздражает.

Зеттюр горько усмехается. Таня не думала, что сказала что-то смешное, но, похоже, она очень заинтересовала своего начальника.

— Неожиданно.

— Что?

Зеттюр смотрит на ошеломленную Таню с нескрываемым любопытством. Что же такого забавного она сказала?

— Я думал, что ты суеверна… А ты, оказывается, вполне рациональный офицер.

— Имя отражает суть.

— Хм?

Зеттюр жестом просит ее продолжить. Таня не собиралась восхвалять структурализм, но иногда нужно подвергать сомнению привычные представления.

— Мы склонны переоценивать значение «слов». Поэтому мы легко забываем, что «слова» могут ограничивать наше мышление и воображение.

В конечном счете, люди попадают под влияние магии слов. Насколько Таня знала, имя — это слово, но «значение имени» может стать источником недоразумений.

— «Дивизия» армии Великого княжества Дакия и «дивизия» армии федерации — это разные вещи с точки зрения уровня угрозы… Если мы будем думать только о войне с Федерацией, то можем переоценить армию Дакии, а если будем думать только о войне с Дакией, то можем недооценить армию федерации.

— Да, пожалуй, ты права.

Зеттюр кивает с заинтересованным видом. Похоже, Таня затронула тему, которая ему интересна. Это хорошо.

— И что же означает название «Андромеда»?

— Туманность Андромеды. То есть это слишком далекая цель. По крайней мере, для меня это очевидно. Мы можем игнорировать фактор расстояния, но это не значит, что он перестанет быть проблемой.

Странное название «Андромеда» как будто отражает скрытые опасения.

Намеренно это сделано или нет — неизвестно.

Возможно, это похоже на то, как компании, находящиеся на грани банкротства, любят говорить о «стратегии роста» и «долгосрочной перспективе»? Проще говоря, они не могут скрыть свое отчаяние.

— Не нужно быть излишне пафосным или излишне нейтральным. Но нужно учитывать, как будет звучать название операции.

Для любой организации очень важно, будет ли название вдохновлять ее членов или, наоборот, вызывать у них отвращение.

— Хорошее замечание, подполковник. Я передам это тем, кто придумывал название.

— Что?

— Обычно я сам придумываю названия операций, но в этот раз это сделал не я… Я поговорю с генерал-лейтенантом Рудерсдорфом.

Таня снова почувствовала себя обманутой. Ей не нравилось, что она теряет контроль над разговором.

Зеттюр достает сигару. Таня мысленно вздыхает, предвкушая клубы дыма. Что за день сегодня такой, сплошные неожиданности! Зеттюр на мгновение задумывается, а затем… кладет сигару обратно в футляр!

— Я хотел было закурить, но что-то расхотелось.

— Что-то случилось?

— Нет, ничего особенного. Я хотел предложить тебе сигару и поговорить по душам, но вдруг вспомнил об уставе. Если я предложу тебе сигару, то нас обоих накажут.

— Совершенно верно, — Таня не может сдержать улыбки.

Курение и употребление алкоголя несовершеннолетними — это преступление. А для мага курение особенно вредно, так как ослабляет легкие. Это может быть расценено как нарушение служебных обязанностей. Несовершеннолетний маг курит, нарушая служебные обязанности! Трудно представить себе более вопиющее нарушение контракта.

Но Таня возвращается к главной теме разговора.

Важно то, что генерал-лейтенант хотел предложить сигару простому подполковнику. Значит, у него есть очень серьезная проблема, о которой он хочет поговорить.

Что же это за проблема?

То, что Таня уже услышала, звучит ужасно… Если ситуация еще хуже, то ей хочется развернуться и убежать. Но она не может этого сделать. В этом и заключается сложность жизни в обществе, работы в организации и, тем более, службы в армии.

— Сегодня я столько всего узнала, что меня уже ничем не удивить. Говорите, что хотите.

Зеттюр кивает, услышав эти полные решимости слова. Но он все еще колеблется. Несколько секунд длится молчание.

Всего несколько секунд, но они кажутся вечностью.

Наконец, подняв голову, генерал-лейтенант Зеттюр с мрачным выражением лица обращается к Тане:

— Прости, подполковник, но мне нужна одна твоя рота магов.

— Что? Прошу прощения… Вы хотите разделить мой батальон?

— Да, я заберу у тебя одну роту.

Таня была готова к сложному приказу.

Но…

Но эта просьба была настолько возмутительной, что Таня невольно сжала кулаки и гневно посмотрела на своего начальника.

— Ваше превосходительство, позвольте мне возразить. Моя рота — это не просто рота.

— Я знаю. Именно поэтому я хочу использовать ее как штабную роту.

— …Мне кажется, что вы отрываете у меня руку или ногу.

Пусть ситуация не так ужасна, как с «работой в одиночку», но нехватка людей — это общая проблема.

Даже в боевой группе «Саламандра» Таня не может похвастаться большим количеством магов — ее ценнейшего ресурса. Потерять часть своих людей — это очень болезненно.

Да, после пополнения батальон формально увеличился до штатной численности, но по-настоящему боеспособных рот всего три. Ни один командир не согласится спокойно отдать треть своих лучших бойцов.

— Что ж, тогда давай ограничимся одним взводом.

— Простите мою настойчивость, но могу я узнать, зачем вам нужна моя рота?

— В качестве резерва. Стратегического резерва, подполковник.

— Ваше превосходительство, позвольте мне возразить, исходя из моих обязанностей.

К счастью, Зеттюр кивнул, давая понять, что готов выслушать. Таня начала выстраивать логическую цепочку, чтобы защитить своих людей.

— Забирать людей из боевой группы — это слишком жестоко. Если вам нужны дополнительные силы, то обратитесь к командованию Восточного фронта или группы армий «Б».

— То есть… тебе неважно, чьи это будут солдаты? Не похоже на офицера, который только что утверждал, что группа армий «Б» существует только на бумаге.

Да, группа армий «Б» небоеспособна, но это вопрос соотношения. Даже если у тебя мало ресурсов, разница между тем, чтобы забрать одного человека из ста и одного человека из десяти, огромна.

Таня невольно повысила голос.

— 203-й магический авиационный батальон — это ядро боевой группы «Саламандра». Можно сказать, что он играет ключевую роль в нашей тактике, основанной на взаимодействии бронетанковых войск, артиллерии, магов и пехоты. И я вынуждена категорически возражать против вашего предложения, учитывая дислокацию и задачи нашего батальона на восточном фронте.

Зеттюр жестом предлагает ей продолжить, и Таня, воспользовавшись случаем, начинает говорить еще быстрее.

— Боевая группа «Саламандра» подчиняется непосредственно Генеральному штабу. Она не предназначена для использования в качестве стратегического резерва Восточного фронта…

— Подполковник, ты меня неправильно поняла. Это не стратегический резерв для группы армий «Б».

— Что?

— Это мой резерв. Вернее, резерв для «группы офицеров Генерального штаба, десантировавшихся на Восточный фронт».

Таня не могла ничего возразить. Зеттюр все подробно объяснил.

— Формально я могу давать «советы» и «рекомендации» командованию группы армий «Б»… но у меня нет права отдавать прямые приказы. Это как если бы адмирал флота пытался управлять кораблем, минуя капитана.

— Но вы же должны руководить ими.

— …Формально да. Но на самом деле мои полномочия «сильно ограничены», или, если говорить прямо, «меня просто игнорируют». Видимо, на родине решили, что Генеральный штаб сам примет необходимые меры.

— Тогда почему вы здесь? — невольно спрашивает Таня.

— Генеральный штаб на пределе своих возможностей. Им нужно организовать масштабное наступление на южном участке восточного фронта, контролировать воздушную войну на западе, заниматься снабжением и бороться с «кротами», которые проникли в местные советы.

— Простите мое невежество, но разве у нас не хватает штабных офицеров?

— Штабных офицеров у нас много. Но есть ли среди них те, кто полностью владеет ситуацией?

Таня мгновенно понимает, в чем корень зла. Проблема в передаче дел. Любой, кто хоть раз с этим сталкивался, поймет. Даже самый талантливый, честный и трудолюбивый человек не сможет сразу же взять под контроль новую организацию.

— И раз уж я оказался на востоке, да еще и без дела… то Генеральный штаб решил свалить на меня свои проблемы. И теперь мне нужен резерв на случай непредвиденных обстоятельств.

Таня не может спорить с этой логикой. Действительно, без полномочий Зеттюр превращается в свадебного генерала. Но он лучше всех знает ситуацию в Генеральном штабе и очень компетентен. Неудивительно, что Генеральный штаб решил воспользоваться его услугами.

Так всегда бывает в организациях. Но с другой стороны, почетная должность Зеттюра означает, что он отстранен от реальных дел.

Поэтому Таня должна задать еще один вопрос.

— Ваше превосходительство, честно говоря… ваши объяснения только запутали меня. Я ничего не понимаю.

— Что именно ты не понимаешь?

Зеттюр с любопытством склоняет голову набок. На его лице появляется загадочная улыбка. Дьявольская улыбка.

Таня, как опытный член организации, чувствует, что что-то не так. Ей кажется, что за этими красивыми словами скрывается какой-то коварный план.

— Зачем вам нужен резерв?

— Разве тебе недостаточно того, что я хочу подстраховаться?

— Простите, но штаб группы армий «Б», даже если он не знает о ситуации на родине, должен понимать, что его задача — оборона восточного фронта. В случае необходимости они сделают все возможное.

Войска, которым поручена оборона, будут сражаться изо всех сил. Даже если на них будут давить политические или военные соображения, вряд ли им нужно что-то еще, чтобы защищать свою землю.

Таня никак не могла понять, чего хочет Зеттюр.

— Ваше превосходительство, позвольте мне еще раз спросить… Для чего вам нужен резерв?

Зеттюр, видя, что Таня не сводит с него пристального взгляда, горько усмехается и кивает.

— Подполковник Дегуршаф, давай посмотрим на карту.

— Есть!

Таня хорошо знала карту восточного фронта. Она изучила ее вдоль и поперек.

Но карта Зеттюра была более подробной и содержала информацию, которая была недоступна офицерам уровня Тани.

Однако, в целом, расположение войск на карте Зеттюра не отличалось от того, что было известно Тане и другим командирам.

Имперские войска были сосредоточены на южном участке фронта (фронт А), а на центральном и северном участках (фронт Б) плотность войск была низкой. Это была рискованная стратегия: сконцентрировав силы для наступления, Империя оставила огромные участки фронта практически беззащитными.

В военных училищах до войны такую диспозицию войск даже не рассматривали.

Неудивительно, что Зеттюра отправили на восток, чтобы он руководил (пусть даже формально) организацией обороны. Генеральный штаб просто свалил на него все проблемы.

— Ваше превосходительство, в такой ситуации резерв необходим для…

— …Для того, чтобы не действовать стандартно.

— То есть вы не собираетесь действовать стандартно?

— …Подполковник, стандартные действия — это роскошь. По крайней мере, я так считаю.

Это было неожиданное признание.

Зеттюр произнес эти слова так тихо, что Таня чуть не пропустила их мимо ушей.

— План обороны группы армий «Б» — это фикция. Пассивная оборона для прикрытия главного направления наступления звучит красиво, но с таким ограниченным количеством войск мы сможем создать только тонкую линию обороны. Это безумие… Единственный выход — это активная оборона, пусть даже она очень рискованна.

— Вы хотите атаковать вражескую полевую армию? Простите, но для этого нужна мобильность.

— У группы армий «Б» есть резервы. Небольшие, но есть. У нас есть танковая дивизия.

— Но у нас нет сил для проведения наступления.

Таня не могла не сказать об этом, хотя это было и так очевидно. Зеттюр должен был это понимать.

Но он, который обычно подшучивал над другими, сейчас выглядел на удивление неуверенно. Обычно Зеттюр был полон решимости и уверенности в себе… Может быть, это из-за ссылки? Таня никогда не видела его таким.

— …Вы хотите заманить противника в ловушку и уничтожить? Это идеальный вариант для обороны в условиях численного превосходства противника, но вряд ли враг на это клюнет.

Как в Аустерлице, как в Трафальгаре, самый эффективный способ уничтожить врага — это атаковать его, когда он наступает. Но и Наполеону, и Нельсону пришлось изрядно потрудиться, чтобы заманить противника в ловушку.

— …Посмотри на карту, на схему железных дорог. С точки зрения логистики, противник будет использовать железные дороги. Я хочу разместить здесь приманку и заставить его двигаться по определенному маршруту.

— То есть вы хотите контролировать действия противника? При условии, что вам удастся заманить его в ловушку.

— Именно так. Если нам удастся выманить его… то дальше все просто. Маневренный бой, окружение, уничтожение. Типичное решение для быстрой победы.

В этих словах сквозило стремление к быстрой победе, намек на то, что имперская армия не должна вести затяжную войну. Человек, который хорошо знает ситуацию в тылу, не хочет затягивать войну. Это очень тревожный знак.

У нас нет времени на промедление.

— Я все поняла. Приманкой будет полковник Лерген, верно? К сожалению, я вынуждена отказаться.

— Ты отказываешься предоставить приманку? Подполковник, это бессмысленно. Да, мои полномочия по отношению к войскам на местах ограничены… но я по-прежнему заместитель начальника Генерального штаба по оперативным вопросам, и мои полномочия в этой области не ограничены.

Вот она, отвратительная сущность власти. Зеттюр долго говорил так, будто у Тани есть выбор, но в конце концов он достал свой главный козырь — право отдавать приказы.

Таня подчиняется непосредственно Генеральному штабу, а значит, и Зеттюру, заместителю начальника Генерального штаба по оперативным вопросам. У нее никогда не было права отказать.

— Раз уж это приказ, то я не могу возражать. Но я прошу вас вернуть мне мою роту, чтобы я могла обеспечить полную боеготовность батальона.

— В этом случае я не смогу гарантировать, что тебе пришлют подкрепление. В итоге это только ухудшит твое положение. Поэтому я вынужден отказать. Но я могу забрать у тебя военного атташе.

Конечно, лучше получить отказ с альтернативным предложением, чем просто отказ. Но Тане придется сражаться на передовой, лишившись одной роты и получив взамен обузу в виде военного атташе. Ужасная сделка. Грабеж средь бела дня.

Таня с унылым видом отвечает:

— Вы хотите отправить «гостя» в тыл. То есть у нас не будет времени на подготовку?

— Рад, что ты быстро все поняла… Придется тебе изваляться в грязи.

Прямой приказ: изваляйтесь в грязи. Похоже, что Генеральный штаб обожает черную землю. Ужасное место работы. Если бы не война, Таня бы уже давно обратилась в трудовую инспекцию.

— И вы все равно хотите забрать у меня роту?

— Именно так, — твердо отвечает Зеттюр.

— Они станут разменной монетой в моей игре.

— Не ожидала, что вы любите азартные игры. Я думала, что вы предпочитаете действовать наверняка.

— Подполковник Дегуршаф, ты увлекаешься скачками?

— Что? С-скачками?

— Да.

Таня опешила от такого неожиданного вопроса.

— Нет, я…

— Ха-ха-ха, конечно, нет. Извини, я забыл про разницу в возрасте. Ты слишком талантлива для своих лет.

— Есть.

Таня решила не спорить и просто кивнула.

— …Подполковник, скачки — это нечестная игра. Это не чистая теория вероятности. Нужно уметь оценивать «индивидуальные особенности» лошадей и принимать решения в условиях неопределенности. В этом скачки похожи на войну.

— Я не увлекаюсь азартными играми, поэтому не могу судить, правы вы или нет. Но раз уж вы так говорите, то я обязательно схожу на скачки.

— Боюсь, что это невозможно. Забудь об этом.

— Что?

— Хорошие лошади — это хорошие лошади. К сожалению, все они мобилизованы. …Я сам занимался их мобилизацией, так что знаю это наверняка. Исключений нет.

Зеттюр улыбается.

— Вернемся к нашему разговору. Я не люблю азартные игры, основанные на чистой удаче… Но я не могу устоять перед игрой, в которой у меня есть шанс на победу. Наверное, я не очень хороший игрок.

— Ваше превосходительство, вы готовы рискнуть, если у вас есть шанс на победу?

— Награда будет велика… Лучше пожертвовать несколькими солдатами, чем бездумно бросать их в бой против армии федерации.

— Раз уж вы так говорите, то я не могу с вами спорить.

Таня, немного поколебавшись, принимает решение.

В любом случае, у нее нет права ослушаться приказа. В армии можно оправдать практически любое нарушение правил, но нельзя ослушаться прямого приказа или нарушить субординацию.

Поэтому Таня не может отказаться отдать роту, и ей остается только минимизировать потери. Если учитывать только боеспособность, то лучше всего отправить резервную роту лейтенанта Вюстмана. Но они слишком неопытны.

Тот, кто рекомендует кого-то, несет за него ответственность. В данном случае будет разумнее отправить роту лейтенанта Гранца под предлогом того, что нужно отправить на фронт выпускников военного училища.

— …Если вас устроит рота молодого лейтенанта по фамилии Гранц…

— Благодарю.

Зеттюр благодарит Таню за трудное решение, но, учитывая предстоящие испытания, Таня не чувствует особой благодарности. Ей нужно знать, какую роль ей придется играть в этой авантюре Зеттюра.

— Кстати, ваше превосходительство. Вы лишили боевую группу «Саламандра» одной руки. В каком мошенничестве мне придется участвовать?

— Все просто. Пока идет операция «Андромеда», боевая группа «Саламандра» будет играть роль вооруженной канарейки на фронте Б. Если враг нападет, то вы окажетесь в окружении.

Зеттюр спокойно произносит эти ужасные слова.

Оказаться в окружении?

Любого солдата, кроме десантника, учат, что нельзя попадать в окружение. Таня не может сдержать своего удивления. Это же просто безумие.

— Тогда мы сможем отправить войска на помощь «окруженным». Мы перейдем к маневренной войне и уничтожим врага. Это, пожалуй, единственный способ защитить главный участок фронта.

…Звучит красиво, но это мнение того, кто не будет приманкой. Таня хочет получить хотя бы одну гарантию.

— Я могу быть уверена, что вы нас не бросите?

— Я вас не брошу. В крайнем случае, я сам поведу в бой роту, которую у тебя забрал. Даже самые заядлые штабные крысы не смогут бросить своих товарищей в беде. А если я лично поведу роту в атаку, то они будут действовать быстрее, боясь ответственности.

— С точки зрения дисциплины это очень опасный шаг.

— Если не учитывать стратегический уровень, то на оперативном уровне это не проблема. Мы просто будем уничтожать врага.

Успех оправдывает любые действия, даже нарушение субординации. Но только в том случае, если успех будет.

— Легко сказать…

— Вот и прояви смекалку. Твоя задача — заблокировать железную дорогу. Остальное я беру на себя.

— Поняла, — Таня меняет тему. — Расскажите подробнее о районе, куда мы будем направлены.

«Если знаешь врага и знаешь себя, то можешь не бояться и ста сражений», но нельзя начинать войну, не зная местности. Даже ядерную войну нельзя начать без карты.

— Это опорный пункт под названием «Солдиум 528». Там есть небольшой город, он находится на нужном расстоянии и, что самое главное, на железной дороге. Это идеальное место для вражеского контрнаступления.

На карте Зеттюр указывает на точку, обозначенную безликим идентификационным номером.

— А если они просто обойдут этот пункт? Вряд ли армия федерации настолько глупа или бездельничает, чтобы атаковать укрепленный пункт.

Даже армия федерации больше не отправляет пехоту в лобовые атаки на укрепленные позиции. Раньше они, возможно, и делали такие глупости, но сейчас, учитывая их возросший уровень подготовки и улучшение качества войск, считать их просто глупыми коммунистами — это ошибка.

— Качество младших офицеров армии федерации значительно улучшилось. Нельзя сказать, что они стали гениями, но они усвоили базовые знания, заплатив за это кровью и жизнями своих солдат. Вы думаете, что они нападут?

— Нападут. Я занимался оперативным планированием, а до этого — логистикой. Какое-то время меня заставляли заниматься логистикой, но я не разучился планировать операции. Если враг не дурак, то он будет атаковать железную дорогу.

Зеттюр говорит с непоколебимой уверенностью.

— …То есть вы считаете, что враг будет действовать предсказуемо, потому что он не дурак?

— Военные принципы не зависят от идеологии. Какую бы идеологию ты ни исповедовал, если ты будешь игнорировать законы физики, то тебе не избежать наказания.

— Да, вы правы, но…

— У армии федерации тоже ограниченные ресурсы. У них нет лишних грузовиков и лошадей. Если они захотят провести контрнаступление, то у них будет не так много вариантов. Поэтому железная дорога станет для них жизненно важной.

Таня задумывается над словами Зеттюра, эксперта по логистике.

Возможно, в отличие от советско-германской войны в нашей реальности, на восточном фронте Империи и Федерации судьбу войны будут решать бои за железные дороги? С гипотетической точки зрения это звучит вполне разумно.

Но разведка Восточной армии считает, что наибольшую опасность представляет прорыв вражеских танков по дорогам и шоссе.

— Восточная армия считает, что дороги и шоссе тоже важны.

— Я считаю, что железная дорога — это ключ к победе. Да, у армии федерации много ресурсов, но у них нет сил, чтобы одновременно сдерживать нашу группу армий «А» и прорывать оборону группы армий «Б». Поэтому, если бы я был на их месте, я бы использовал железную дорогу. Я бы постарался удержать ключевые пункты и обеспечить хотя бы относительную стабильность на фронте Б.

Логика Зеттюра безупречна.

— Ограниченные ресурсы, ограниченный выбор, ограниченные возможности.

Как же печально воевать, когда у обеих сторон пустые карманы. Это ироничный результат войны — этого чудовищного расточительства.

И капиталисты, и коммунисты вынуждены сражаться на равных.

— Боевая группа «Саламандра» должна встретить вражеский удар. Ваша задача — удерживать оборону. Отступление без приказа запрещено.

— …С вашего позволения, этот опорный пункт находится слишком близко к линии фронта. Мы будем сражаться до последнего, но мы не можем игнорировать физические ограничения. Я сомневаюсь, что одна боевая группа сможет удержать этот пункт.

— Я требую, чтобы вы удерживали оборону. Боевая группа «Лерген» должна защищать опорный пункт «Солдиум 528» любой ценой.

— Если у нас закончатся еда, вода и боеприпасы, то я прошу вас дать мне право отступить.

— Отступление не разрешено. Вы должны удерживать позиции до прибытия подкрепления.

Таня не может сдержать своего возмущения, услышав этот приказ, который фактически обрекает ее на смерть.

— Ваше превосходительство?! Но это же безумие!

Таня пытается возразить, апеллируя к военной логике. В войне побеждает тот, кто меньше глупит, и отправлять боевую группу «Саламандра» на оборону опорного пункта — не самая разумная идея.

— Боевая группа «Саламандра» — это ударная сила! Ее нельзя использовать для обороны стационарных объектов. Вы лишаете ее всех преимуществ!

— В любом случае, мы в проигрышной ситуации… И у меня нет других войск, кроме боевой группы «Саламандра». Прости, подполковник, но тебе придется взять на себя эту неблагодарную задачу.

— Вы хотите сказать, что моя боевая группа станет жертвой политических интриг?

— Я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть это.

То есть, он не отрицает.

В такой ситуации молчание — это красноречивое доказательство.

— Но я обещаю тебе, что мы пришлем подкрепление. Не сразу, но обязательно пришлем. Мы вас не бросим.

— …Я сделаю все, что в моих силах.

9 июня, 1927 года по единому календарю.
Опорный пункт «Солдиум 528»

«Черт возьми, он что, считает меня Фрименом?»

Подполковник Дегуршаф прячется за грудой обломков на окраине опорного пункта «Солдиум 528». Это лучшее укрытие, из которого можно наблюдать за врагом. Таня смотрит в бинокль и мысленно ругается.

Ее боевая группа окружена коммунистами, отступать нельзя, приходится обороняться.

Если бы это была чужая история, то Таня посочувствовала бы, прониклась бы состраданием и восхитилась бы героизмом окруженных солдат. Героическая оборона — это украшение любой военной хроники.

Все это прекрасно, если ты не участник событий.

— Окружены коммунистами…

На Корейском полуострове прибрежные районы могли рассчитывать на поддержку корабельной артиллерии… Да и у Фримена, если рассматривать всю территорию, было преимущество в воздухе.

А Тане, чтобы получить преимущество в воздухе, нужно самой подниматься в небо.

Ей приходится делать все самой. Армия — это просто издевательство над принципами современного общества, основанного на разделении труда.

Таня уже хотела было вернуться в штаб, но ее вздох привлек внимание адъютанта, который с беспокойством спросил:

— Подполковник, что-то случилось?

— Просто надоели эти незваные гости.

— …Да, они очень неприятные соседи.

— Это точно, — Таня усмехается.

Друзей можно выбирать, а соседей — нет. И раз уж армия федерации — наш сосед, то мы не можем ее игнорировать.

— Эх, завидую я лейтенанту Гранцу. Наверное, генерал-лейтенант Зеттюр сейчас его балует.

— Надеюсь, он не натворит глупостей.

— Не волнуйся, генерал-лейтенант Зеттюр очень снисходителен. Он простит ему пару ошибок, по крайней мере, до тех пор, пока это не станет критичным.

— Это что, снисходительность?

— Это отсрочка исполнения приговора. Значит, он к нему благосклонен.

Таня качает головой и продолжает инспектировать опорный пункт «Солдиум 528». На обход всей территории уходит совсем немного времени. Опорный пункт очень маленький.

Таня пожимает плечами и обращается к заместителю командира, которого она узнала:

— Ну как, майор, какова ситуация?

— Похоже, что мы полностью окружены.

Заместитель командира говорит об этом так, будто это какая-то сенсация. Можно, конечно, похвалить его за осторожность, но это было бы слишком великодушно.

Разве можно не заметить, что тебя окружили? Очень сомнительно. Если такие люди существуют, то Таня хотела бы изучить их психику во имя науки.

— Это и так видно. И, кстати, генерал-лейтенант был прав.

Если на тебя надвигается волна коммунистов, то нужно строить траншеи и организовывать оборону. «Береженого Бог бережет», и профилактика лучше лечения не только в медицине.

Для человека, который верит в принципы рыночной экономики, важно уметь оценивать скрытые расходы. Особенно это важно для людей, занимающих должность Тани. Нельзя экономить на «управлении рисками», иначе это может привести к катастрофе.

Безопасность не бывает бесплатной.

Это простая истина, которую поймет даже ребенок.

— Я не думал, что это произойдет на самом деле…

— Майор Вайс, честность — это хорошо, но нужно хоть немного доверять начальству.

— Но нам же обещали, что все будет хорошо.

— Да, когда начальство приносит хорошие новости, нужно быть начеку. Но если прогноз плохой, то ему можно верить.

Нас предупреждали, что это произойдет. Нужно было быть готовыми.

— Если знаешь, что будет дождь, то берешь с собой зонт.

Если ты удивляешься дождю, то ты просто глупец, который игнорирует прогноз погоды. Интересно, группа армий «Б» хоть зонтики приготовила?

Таня поежилась, вспомнив о низкой плотности войск на этом участке фронта.

— Ну и ну, сколько же их много. Что говорит разведка авиафлота?

— Вот отчет. Авиафлот сообщает, что у противника четыре-пять дивизий.

Адъютант протягивает Тане фотографии и анализ, сделанные авиафлотом. Видно, что они работают очень оперативно. Как только боевую группу окружили, они сразу же отправили самолеты на разведку.

— Хорошо, что у нас есть поддержка с воздуха.

Но Таня не может сдержать вздоха.

— У нас тут усиленный полк, а у них четыре-пять дивизий!

Считалось, что напротив группы армий «Б» находятся второстепенные или недоукомплектованные части армии федерации … Но армия федерации часто предпочитает создавать новые части, а не пополнять старые.

— Главная проблема — это качество вражеских войск. У нас есть о них какая-нибудь информация?

— Майор Вайс, я понимаю твое беспокойство, но у нас нет никакой информации.

Прогноз Зеттюра — это самая свежая информация, которая у них есть, но надеяться на то, что враг истощен, — бессмысленно.

— То есть мы не знаем, насколько сильны эти четыре-пять дивизий. Неприятно. Будет плохо, если это окажутся гвардейские дивизии.

— Не думаю, что это гвардия.

— Хотелось бы верить.

Таня горько усмехается, услышав эти слова заместителя командира. Конечно, солдаты на передовой всегда относятся к тылу с подозрением, но нельзя сомневаться в адекватности анализа ситуации.

— Доверься нашим товарищам. Так называемые гвардейские дивизии армии федерации находятся под нашим пристальным наблюдением. Неужели ты думаешь, что имперская разведка настолько некомпетентна, что пропустит их? Не хочется в это верить.

— То есть вы им полностью доверяете?

— Я бы хотел им доверять. Но, к сожалению, доверие нужно заслужить, а наша разведка сейчас находится на стадии перестройки… Будь готова к худшему.

Доверие — это не то же самое, что слепая вера.

— Но ведь наша группа армий «А» начала масштабное наступление!

Независимо от того, будет ли операция «Андромеда» успешной или нет, основные бои будут идти на юге, в районе крупных городов. Да, Федерация может мобилизовать огромное количество людей, но имперская армия уже дважды нанесла им сокрушительные поражения. Разница между «практически бесконечным» и «бесконечным» может быть и риторической, но она все равно отражается в цифрах.

Разве у Федерации остались силы для того, чтобы бросать в бой свои лучшие войска? Если бы у них были такие силы, то они бы уже давно отбросили имперскую армию.

Но майор Вайс все еще не успокоился.

— Может быть, стоит отправить разведку? Магов или танки?

Он предлагает действовать активнее. Для молодого офицера уровня майора это, наверное, правильное решение. Но неужели даже опытный полевой командир, такой как Вайс, теряет самообладание, когда его окружают?

Маги могут в любой момент улететь, так что им не стоит так переживать. Хотя Таня понимала, что Вайс не может просто бросить своих подчиненных и сбежать. Это было бы позором.

Таня хмурится и отвергает предложение Вайса.

— Мы не можем позволить себе роскошь нести потери. Нам нужно действовать пассивно и собирать информацию всеми доступными способами.

— Может быть, хотя бы ночной рейд?

Таня уже хотела было отказаться, но тут неожиданно вмешался другой офицер.

— Я думаю, что это хорошая идея. Даже один успешный рейд позволит нам собрать много информации.

— Лейтенант Серебрякова, ты тоже?!

— …Я вспоминаю Рейнский фронт, и у меня руки чешутся. Неплохо было бы прогуляться с лопатой.

— Отклонено. Вы оба — военные маньяки.

Таня иногда жалела, что ее подчиненные такие кровожадные.

Она никогда бы не подумала, что ей придется работать с людьми, которые радуются ночным рейдам.

— Пусть меня называют трусихой, но сейчас главное — сохранить силы.

— Вы уверены? Если вы разрешите, то мы с лейтенантом Серебряковой можем провести рейд с добровольцами.

Таня вздыхает.

— Нет, значит нет. Мы же обороняемся.

— Но если это позиционная война…

— Это не позиционная война, а оборона опорного пункта. Наша задача — не устраивать культурный обмен с врагом в его окопах. Мы должны подготовиться к встрече гостей.

Окруженная армия вынуждена обороняться.

— Если серьезно, то мы все равно узнаем, насколько силен враг. И, скорее всего, он будет очень бдителен, так как только что занял позиции.

— И что вы предлагаете?

— Сегодня и завтра мы будем обороняться.

А дальше — будем действовать по обстановке. Неплохо было бы атаковать врага, когда он расслабится. И, кроме того, активные действия необходимы для поддержания боевого духа. Даже ее опытные подчиненные хотят атаковать… Значит, придется им это позволить.

— Чтобы усыпить бдительность врага… мы будем притворяться, что пассивны. Лейтенант Тоспан, твоя пехота будет играть главную роль. Ваша задача — упорно обороняться. Мы можем рассчитывать на подкрепление, но не стоит слишком на это надеяться.

Поэтому нужно экономить силы, но при этом эффективно отражать атаки противника.

— Капитаны Аренс и Мейберт, вы пока будете отдыхать.

— И, — добавляет Таня, — в случае необходимости мы можем использовать вас как резерв. Нужно быть готовыми к худшему.

Таня видит капитана Мейберта, который бежит к ней, и горько усмехается. Как раз вовремя.

— Капитан Мейберт, рад тебя видеть. Враг наступает, но артиллерия пока будет молчать.

— Что?

— Что-то не так, капитан?

— Н-нет, все в порядке. …Я как раз хотел попросить вас дать нам отдохнуть.

Мейберт улыбается.

Таня в шоке.

Артиллерист просит «воздержаться от стрельбы»? Неужели он думает о чем-то, кроме стрельбы?!

— Не ожидала от тебя таких слов! Честно говоря, я в шоке.

— У нас просто не хватает снарядов. Приходится экономить.

— Добро пожаловать в мой мир. Невероятно, но факт: у нас проблемы со снабжением, хотя мы находимся рядом с железной дорогой.

В военных училищах такое даже не рассматривали.

Нас учили, что если есть железная дорога, то о снабжении можно не беспокоиться. Одна железнодорожная ветка может обеспечить всем необходимым целую боевую группу… Если, конечно, ее не перережут.

Похоже, что здравый смысл здесь не работает.

За десять дней, которые Таня провела в этом опорном пункте, им удалось накопить только запас продовольствия, да и то за счет местных советов. То есть с родины им практически ничего не прислали. Таня была готова плакать от отчаяния: у них не хватало даже строительных материалов, чтобы укрепить оборону.

Поэтому Таня должна была проявить смекалку, чтобы продержаться как можно дольше.

— Итак, господа, приказ!

Офицеры затаили дыхание.

— Приготовьтесь к дневному сну. Немедленно!

— Д-дневному сну?

Заместитель командира явно не понял важности этого приказа. Таня была готова отчитать его за невнимательность. Конечно, если солдат не высыпается по своей вине, то это его проблемы. Но если солдаты не высыпаются из-за неправильно организованного графика дежурств, то это вина Тани.

А во время войны такие ошибки недопустимы.

— Уложите солдат спать. Организуйте дежурства так, чтобы все высыпались.

— …Проблема в том, что у нас не хватает спальных мест.

Лейтенант Серебрякова, похоже, понимает, о чем речь. Неудивительно, ведь она была в числе первых, кто участвовал в круглосуточной обороне на Рейнском фронте. Недостаток сна вреден не только для кожи, но и для ведения войны. Невыспавшийся солдат не может принимать правильные решения. Это недопустимое снижение боеспособности.

— Мы построили полуподземные укрепления, но этого недостаточно, чтобы разместить всех солдат. Придется использовать мешки с песком. Но вода и сон — это самое главное.

Таня, как опытный командир, дает строгий приказ заместителю.

— Хотя бы один прием пищи в день должен быть горячим. Если нужно, используйте магов в качестве нагревательных элементов.

— Но это нарушение правил!

— Иногда командир должен действовать по своему усмотрению. Майор Вайс, мы на войне, так что офицеры тоже должны спать по очереди.